|
Общепринято выделять в русском славянофильстве два этапа, один из которых, более ранний, представлен именами А.С. Хомякова, Ю.Ф. Самарина, И.В. Киреевского, К.С. Аксакова, а второй - прочно связывают с книгой
Н.Я. Данилевского «Россия и Европа» (1868-1871). Общее, что объединяет эти два периода развития славянофильства - постановка его выдающимися представителями проблемы общих основ и своеобразия русской культуры по линии Россия-Запад с учетом природных, этнических, исторических, государственно-политических и куль-турных сторон развития общества от древности до XIX столетия. Обращаясь к Фр. Могену, французскому политическому деятелю, Ю.Ф. Самарин писал: «Итак, обра-тимся к изучению нашего прошлого. Извлечем его из праха, исследуем в нем заро-дыши жизни, наши природные начала, которые по сие время не могли получить над-лежащего развития... Влияние Запада на Россию кончилось; впредь мы будем от него заимствовать только материальные результаты его цивилизации, как, например, про-мышленность; отныне развитие наше будет вполне самобытно».1 По существу ранние славянофилы стремились выработать мировоззрение, опирающееся на принципы ро-мантического универсализма с выделением некоего самобытного духовного начала, закрепленного в гуманитарной и социальной сферах, в явлениях соборности, право-славия и общины.
Г.В. Флоровский утверждал, что «славянофильство было и стремилось быть ре-лигиозной философией культуры».2 В связи с этим ранние славянофилы старались сформулировать основной принцип развития культуры, исконно отличающий Россию и утраченный Западом на протяжении его десятивековой истории. Это была идея ор-ганического вырастания культуры из недр народной жизни в противовес началам ин-дивидуально-сознательного творчества, которое до поры до времени было приори-тетным для Европы. Исходя из этого, славянофилами и, в частности,
К. Аксаковым, выделялись основные начала русской истории и русского националь-ного характера. Наиболее важным считалось указать на своеобразное соотношение между понятием личной свободы и главенствующим принципом общинности, и К. Аксаков обосновывал решающее значение хорового начала, способствующего сохра-нению духовности в недрах русского народа. Это дало возможность Н.А. Бердяеву отметить: «Славянофилы искали в истории, в обществе и культуре ту же духовную целостность, которую находили в душе».3
На этой основе славянофильство от К. Аксакова, Ю. Самарина до
Н. Данилевского, по справедливому замечанию В.В. Зеньковского, внесло в русскую мысль XIX столетия «ожидание новой культуры».4 Свой вклад в органическую тео-рию развития русской культуры и общества как целостного живого организма внес К. Аксаков, по выражению Ю. Самарина, один «из даровитейших двигателей народной мысли» (147). В своей работе «Об основных началах русской истории»5 он исходил из того, что в целом история народов и стран представляет собой арену борьбы противоречивых стремлений, верований и убеждений, а на поверхности всего этого - «страшная игра материальных сил». Специфику развития русского типа общества и человека Аксаков усматривал в обязательном присутствии нравственного начала как в сфере духовной, так и материальной, общественной деятельности. Аксаков вводил понятие «внутренней правды», которая среди несовершенств жизни, разлада и нравственного падения человека прокладывает себе путь, образуя своеобразный уклад жизни, образ мысли, характер и верования русского народа. В свою очередь этот внутренний нравственный стержень и определяет внешнее устройство, порядок общества и формы поведения отдельного человека. Причем, по мнению Аксакова, западная цивилизация увлеклась строительством внешних форм государственности, что произошло в ущерб нравственной и духовной деятельности. Для России же главное значение сохранили принципы общинного существования, которые, организуя жизнь народа внешне, одновременно создавали условия для гармонии внутренних нравственных сил. По глубокому убеждению Аксакова, наряду с истинами православной веры, это является надежным залогом мирного свободного и здорового развития народной жизни. Аксаков, который провозглашал, что «вся сила в идеале», особенно настаивал на том, что русский народ никогда не ограничивал себя внешними формами государственности, заключающими в себе принудительные, насильственные и формальные начала. Напротив, в народной жизни сохранились благотворные основы, придающие ей динамику и смысл, - это свобода духа и вера в нравственный подвиг, утверждаемые православием.
Эти идеи привели К. Аксакова к принципиальной оппозиции российскому пра-вительству, что выразилось в известной аксаковской формуле - «жизнь сама по себе цель», - и к противопоставлению Петербурга, средоточия внешних административных форм общественной жизни, Москве как наследнице исконно народных духовных и религиозных начал, дорогого для Аксакова единства веры, жизни и быта. Вопрос об отношении к государству и его деятельности имел принципиальное значение для сла-вянофилов и не славянофилов, и не случайно он стал предметом переписки между К. Аксаковым и Ю. Самариным. Эта переписка приобрела характер полемики, и ее смысл заключался в несогласии Самарина с совершенно отрицательным отношением Аксакова к нынешнему правительству по причине его полного отделения от народа. В этом последнем пункте Самарин солидарен с Аксаковым, отмечая, что «правительство не творит жизни», но в какой-то мере оно все же может способствовать тому, что «жизнь народная потечет в открытое русло». Однако в целом, по мысли Самарина, «все важные вопросы... разрешены будут не людьми служащими, не чиновниками, а частными людьми, знакомыми с теми сферами жизни, с которыми связывает их сво-бодное сочувствие или интересы...»(170).
Это доверие к естественному ходу жизни и надежды на практическую деятель-ность не только народа, но и других слоев российского общества, побуждали славя-нофилов много раздумывать над проблемами перспектив его развития в свете их гу-манистического идеала, При этом их внимание было уделено не только традиционной религиозной, но и современной художественной культуре. В 1842 г.
К. Аксаков публикует брошюру о «Мертвых душах» Н. Гоголя6, содержание которой получило довольно широкий резонанс и вызвало самые разноречивые отклики. Наи-более известны резкие возражения В. Белинского, которые носили не только чисто литературный характер, но имели глубокие мировоззренческие истоки. Прежде всего Белинский не мог поддерживать и разделять идеи славянофилов о каждодневной дея-тельности как первостепенной основе «творения» более совершенной жизни. Так в письме к К. Аксакову 1840 г. Белинский с горечью констатировал: «Мы люди вне общества, потому что Россия не есть общество. У нас нет ни политической, ни рели-гиозной, ни литературной жизни».7 Подобные мысли свидетельствовали о глубоких расхождениях с соратниками и друзьями К. Аксакова в определении места и задач литературы и творчества, и это означало принципиальное несогласие с идеями рели-гиозно-эстетического преображения жизни, что выразилось не только в знаменитом «Письме к Н.В. Гоголю» 1847 г., но и в откликах Белинского на брошюру К. Аксакова о «Мертвых душах». На первый взгляд кажется, что речь идет о том, кого считать первой фигурой в русской литературе: Пушкина или Гоголя. Между тем в брошюре Аксаков предлагал свой список выдающихся деятелей литературы всех времен: Го-мер, Шекспир и Гоголь. Это творцы, наиболее полно раскрывшие в произведениях жизнь своих народов и свою эпоху. Для Белинского же было очевидно, что не Гоголь, а, в первую очередь, Пушкин «исчерпал собою всю глубину русской жизни и в раны которого мы можем влагать персты, чтобы чувствовать боль своих и врачевать ее»8, о чем он заявлял в письме к К. Аксакову еще в июне 1840 г. К. Аксаков же видел в Го-голе писателя, возрождающего в самом «акте творчества» эпические традиции все-объемлющего охвата жизни в ее отрицательных и позитивных тенденциях: ... «поэт, обладающий полнотою творчества, может создать... цветок во всем его совершенст-ве».9 Белинский противопоставлял этим суждениям свое общеизвестное, частично по-черпнутое из текста поэмы высказывание о том, что в отличие от «Илиады» Гомера, в «Мертвых душах» Гоголя нет апофеоза жизни, а есть «юмор, созерцающий жизнь сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы».10 Аксаков хотел ви-деть в поэме Гоголя глубокое «содержание общей жизни», в то время как его оппо-нент настаивал, что «у Гоголя эта «общая жизнь» является только как намек, как зад-няя мысль, вызываемая совершенным отсутствием общечеловеческого в изображае-мой им жизни».'' В результате Белинский заявил, что Аксакова отличает умозритель-ный подход к истории мировой литературы, к творчеству Гоголя и к самой российской действительности, открывшейся в «Мертвых душах» не только своей комической, но и трагической стороной ее повседневной рутины и сути человеческого существования.
Между тем К. Аксаков в лице Ю.Ф. Самарина нашел одного из последователь-ных сторонников своего взгляда на творчество Гоголя и вообще на искусство. Один из выдающихся вождей славянофильства Самарин в письме к Аксакову по поводу его брошюры подчеркнул, что тот сказал о «Мертвых душах» «все, что можно и должно было сказать». Для Самарина главенствующее значение гоголевского «акта творчест-ва» перед содержанием поэмы заключалось в том, что само появление такого произ-ведения в сфере художественной культуры открывает перспективы не только нового взгляда на жизнь, но является показателем наступления нового момента в истории всего российского общества. Только в эпохи разрушения и всеобщего гниения, упадка мысли и нравственности «поэзия становится обличением настоящего» и ограничи-вается этим. Как для Константина Аксакова, так и для Самарина пример «Мертвых душ» вполне доказывает, что «та жизнь, которую поэт мог полюбить и возвести в яс-ное, светлое создание искусства, та жизнь, поверьте, далека от разрушения» (162). Для Белинского пафос поэмы Гоголя «состоит в противоречии общественных форм русской жизни с ее глубоким субстанциональным началом»,12 со стихией националь-ной народной жизни. Но для Самарина наиболее важно подчеркнуть саму возмож-ность возведения этой жизни в мир искусства, что позволяет не ограничиваться тем-ными ее сторонами, но проникнуться верой в перспективы ближайших благотворных перемен.
В своем общественном, мировоззренческом и культурном значении факт появ-ления «Мертвых душ» Гоголя вписывается в славянофильскую концепцию историче-ского развития России от допетровских времен до первой половины XIX века. На-пример, Самарин намечал путь России от эпохи «народности инстинктивной» через период подражания и космополитизма к «разумной народности», выраженной в идеях славянофильства: «Было время, когда мы вымаливали себе одобрение литературных корифеев XVIII века, когда мы соперничали с французами в знании их языка и лите-ратуры... Это время прошло...»(153). Одновременно, делясь с К. Аксаковым своими мыслями о самобытности России, Самарин отмечал, что именно «немцы избавили нас от ига Фракции и приготовили своими поэтическими произведениями и своею фило-софию, к периоду разумной национальности» (157). При этом Самарин утверждал мысль, что русская жизнь в ее неповторимости, начиная от быта и до славянской ду-ховности и православия, должна быть осознана прежде всего наукой, то есть, в пер-вую очередь, принятой от Германии философией Гегеля.
Но одновременно Самарин, как и К. Аксаков, другой важнейшей стороной ста-новящегося российского самосознания считал искусство. Что же касается его художе-ственных и общественных задач, то Самарин в своей статье «О мнениях «Современ-ника», исторических и литературных» (1847) вступал в прямую полемику с Белин-ским и его соратниками. Он упрекал журнал в односторонности, то есть в поддержке писателей, готовых только «разить и сокрушать» и видящих вокруг лишь обществен-ные пороки. Самарин предлагал развивать то искусство, которое «в самом себе носит источник всех благотворных влияний на общество и сердце человеческое» и которое должно превратиться в «одного из могущественных нравственных деятелей» (41) России. В результате в славянофильстве не только традиционное, но и российское со-временное искусство стало рассматриваться в качестве показателя, двигателя и про-возвестника процессов позитивного самодвижения жизни.
В связи с этим становится понятным, почему К.Аксаков и Самарин придавали такое значение появлению поэмы Гоголя «Мертвые души». Потрясенный смертью Гоголя, Самарин оценивал его как одного из выдающихся людей своего времени, чей внутренний мир, жизнь, а, главное, творчество было пронизано «устремлением к доб-ру всех сил души» и проникнуто «громадностью» «задачи обновления художества в живой струе христианства» (193). Страстно желавшие увидеть в своей стране реаль-ные признаки общественного и духовного обновления, славянофилы видели значение жизни и творчества Гоголя, далеко выходящим за пределы литературы. «Он стоял во главе стремления всей России к самосознанию, он, так сказать, носил его в себе. Он стоял ближе всех к разгадке, и потому вся Россия смотрела на него с трепетным ожи-данием, думая получить через него разгадку своей судьбы, поскольку эта разгадка в сфере художества может открыться» (185). Смерть Гоголя для Самарина была не только преждевременна, но стала еще одним фактом трагического одиночества пере-довых людей в России, Однако для славянофилов пример творческих и умственных исканий Гоголя служил знаменательным подтверждением того, что искусство, в ос-нове которого должно быть единство нравственного и эстетического подхода к жиз-ненному материалу, может стать важным фактором всеобщего духовного обновления общества.
В дальнейшем реальным доказательством того, что российское искусство не по-шло по пути подражания западным образцам, станет для Самарина творчество С.Т. Аксакова, о чем свидетельствует написанный в начале 1860-х годов предвари-тельный текст лекции, известный под названием «С.Т. Аксаков и его литературная деятельность». Обратив внимание на поздний расцвет его творчества и перечислив его произведения от «Записок об уженье рыбы» до «Детских годов Багрова-внука», Самарин оценивает талант С. Аксакова как «чистый самородок, дар природы», то есть имеющий русские национальные корни. В то же время сам факт позднего вступления С. Аксакова в литературу, своеобразие и обаяние его прозы Самарин связал с общим направлением общественной мысли в России начала 40-х годов: «Чтобы открыть ему глаза и вызвать к жизни его самородный, свежий талант, нужен был поворот в обще-ственном сознании, известный у нас под названием «славянофильства», названием, которое почему-то казалось когда-то очень смешным тем, которые не понимали или не хотели понять его» (146). Упомянув о близких отношениях Сергея Тимофеевича с Гоголем в период его работы над «Мертвыми душами» и о влиянии на него сына Константина, Самарин особо подчеркивал, что именно «сочувствие к русской народ-ной жизни» придавало высокий духовный смысл наблюдениям и размышлениям за повседневными сторонами общественного и человеческого существования как в его отрицательных, так и в обнадеживающих проявлениях. Поэтому деятельность Н. Го-голя, С.Т. и К.С. Аксаковых явилась для Самарина свидетельством обретения русской литературой и общественной мыслью своих самобытных национальных черт и особенностей.
В результате труды по проблемам культуры и общества, статьи и отдельные су-ждения К. Аксакова и Ю. Самарина по вопросам литературы и искусства выразили некоторые коренные стороны славянофильского мировоззрения, а именно их глубо-кое убеждение в безусловном значении духовных и культурных ценностей для буду-щего процветания России.
СНОСКИ
- Самарин Ю.Ф. Статьи. Воспоминания. Письма. - М., 1997. - С. 153. В дальнейшем ссылки на это издание в тексте статьи с указанием страницы.
- Флоренский Г.В. Пути русского богословия. // О России и русской философской культуре. - М, 1990. - С.293.
- Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. // О России и русской философской культуре. - С.79.
- См.: Зеньковский В.В. История русской философии. - Л., 1991. - Т.1. Ч.2. - С.38.
- См.: Аксаков К.С. Полное собрание сочинений. - М., 1889. - Т.1.
- См.: Аксаков К. Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мерт-вые души». - М., 1842.
- Белинский В.Г. Собрание сочинений: в 9-ти томах. - М., 1982. - Т.9-С.393.
- Там же. - С. 388.
- Аксаков К. Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души». - С. 15.
- Белинский В.Г. Собр. соч. в 9-ти томах. - Т.5. - С. 58.
- Там же. - С. 146.
- Белинский В.Г. Собр. соч. в 9-ти томах. - Т.5. - С. 158.
А.А. ФЕДОРОВ,
доктор филологических наук,
профессор БашГУ
|
|
