|
Имя С. Т. Аксакова занимает видное место в истории отечественной литературы. Он считается выдающимся мастером реалистической прозы, тонким психологом, знатоком сокровенных богатств русского народного слова, художником, владевшим искусством изображения природы. Однако, его реализм долгое время представлялся ряду исследователей "созерцательным" в сравнении с обличениями его современников Некрасова и Тургенева. На заре нашего века усиленно пропагандировалась мысль о всеобъемлющем славянофильстве писателя, тем самым утверждался "областнический", "почвенный" характер его искусства. Лишь в работах С. Машинского ощутимо стремление к объективному анализу художественного наследия С. Аксакова и сделана попытка рассмотреть его творчество в мировом литературном контексте.
Определяя центральную тему "Детских годов Багрова-внука" как сложный процесс формирования детской души, С. Машинский усматривает близость истории духовного развития Сергея Багрова с событиями жизни Девида Копперфилда из одноименного романа Чарльза Диккенса. Упоминает он также "Календарь Стеббса" Уильяма Теккерея и "Историю моей жизни" Жорж Санд. В самом деле, все перечисленные произведения обладают типологическим сходством, в них исследуется формирование личности ребенка. С. Машинский напоминает, что в европейской литературе XVIII века детей изображали "как маленьких взрослых". Лишь Диккенс оказался в состоянии отразить многосложный душевный мир ребенка, совсем не похожий на внутренний мир взрослого человека. По мнению С. Машинского, человек в представлении Диккенса и в детстве, и в отрочестве, и в зрелые годы остается в коренных чертах своей психологии по существу неизменным: "Такое понимание человеческого характера, положенное в основу художественной концепции" Дэвида Копперфилда "создавало ощущение известной статичности героя романа".
Оставим в стороне мысль исследователя о статичности героев Диккенса. Н. П. Михальская убедительно доказала, что, начиная с 1850-х годов, именно в "Дэвиде Копперфилде" Диккенс преодолевает односторонность и прямолинейность в обрисовке персонажей и показывает "движение жизни" Дэвида Копперфилда, которую сам писатель сравнил с вечно струящейся рекой, неслышно несущей свои воды от детства к юности и к годам зрелости . Н. П. Михальская подчеркивает, что герой Диккенса, пройдя сложные жизненные испытания, не утрачивает лучших черт своего характера. Он сохраняет свою нравственную чистоту, доброту и отзывчивость сердца, и веру в людей.
С. Машинский лишь упомянул в ряду произведений о становлении личности и формировании характера персонажей Теккерея и Ж. Санд. Эта тема еще ждет своего исследователя. Однако, на наш взгляд, образы далекого прошлого, по-новому осмысленные и обобщенные Аксаковым, заставляют в первую очередь вспомнить Марселя Пруста, его книгу "В поисках утраченного времени", точнее первую ее часть «По направлению Свану», ибо по сути это тоже своего рода семейная хроника и роман воспитания. Ю. Нагибин проницательно заметил: В знаменитых автобиографических трилогиях Льва Толстого и Горького много вымысла, литературы... прямое отражение - вот метод Аксакова" . Таким же прямым отражением была и субъективная эпопея Пруста. В обращении "К читателю" Аксаков заметил, что его новая книга - это "детский мир, созидающийся постепенно, под влиянием ежедневных новых впечатлений (1, 482). Перед Прустом = импрессионистом также стояла задача раскрыть мир впечатлений, ( "все перечувствовать", "напоить мысль из источника самой жизни"4. И в "Детских годах Багрова-внука" и "В поисках утраченного времени" личность выступает и объектом и субъектом повествования. Своеобразие искусства обоих писателей заключается в непосредственном выражении личного опыта, фиксации свободного потока воспоминаний, "микрокосма субъективных впечатлений, расчленяющихся на мельчайшие частицы" (4, 84).
Оба произведения в целом могут рассматриваться как весьма последовательное изображение повседневной жизни рассказчика. Еще Л. Н. Толстой говорил, что самая настоящая жизнь проходит дома, а не на площади, то есть для него важна каждодневная жизнь семьи со всеми малыми и вроде бы незначительными событиями, со всеми слезами и радостями, с праздниками, разлуками, болезнями, то есть со всем, чем томится человеческое сердце (3, 10).
Правдиво и бесхитростно рассказывает Аксаков о своем детстве, о привязанности к маленькой сестрице, о поездке в Багрово и Сергеевку, о помешательстве на рыбалке, о сенокосе и молотьбе, о возвращении в город, об учебе и т. д. "Эпической поэмой повседневности" назвал итальянский писатель Альберто Моравиа роман Пруста (4, 58). Повседневность - стихия и Пруста, и Аксакова. Так же как и Сережа Багров, Марсель в романе Пруста рассказывает о своем детстве в Комбре, о прогулках то в сторону, где живет буржуа Сван, то в сторону, где обосновались аристократы Германты, о попутных встречах, погоде, пейзажах и т. д. Конечно, жизнь Марселя и Сережи Багрова протекает в разных исторических и социальных условиях. Их разделяет столетие. Аксаков изображает провинциальную Россию начала XIX века, Пруст "весь Комбре со своими окрестностями" конца XIX века. Сережа Багров воспитывается в русской дворянской семье, Марсель в богатой буржуазной. Материальный мир, в котором живут оба рассказчика, столь резко отличен, что, казалось, он не может дать материал для сопоставления. Однако оба произведения сближает изображение живой, подвижной жизни сознания обоих рассказчиков в ее подлинной вещной конкретности, богатой красками, запахами, переходами, вторжением в нее случайности.
Оба мальчика в детстве долго и мучительно болеют. Это накладывает отпечаток на их характер, им свойственна созерцательность. Автор "Багрова-внука" обращал внимание на то, что его герой был мальчик необыкновенно рано и даже болезненно развитой" (4, 485). У Марселя, как и у Сережи, исключительно развита наблюдательность, их отличает интенсивная работа сознания, восполняющая недостатки жизнедеятельности, сила воображения. Мать Сережи Багрова дивилась его "горячему воображению", когда он расцвечивал многими подробностями все эпизоды, прочитанные в книгах. Крайняя чувствительность и дар воображения несли в себе задатки творческой личности, "человека с содранной кожей, которого ранят все обыденные впечатления бытия, для него весь мир - раскаленная проволока, каждая разлука - на век, каждая гроза - гибель вселенной" (3, 10).
Детство обоих персонажей согрето лаской и любовью родных. Известна страстная привязанность самого Марселя Пруста к матери. Когда в 1906 году она умерла, он сказал: "Моя жизнь отныне потеряла свою единственную цель, свою единственную сладость, свою единственную любовь, свое единственное утешение" (4, 49). Общеизвестны в романе Пруста эпизоды с поцелуем матери перед сном (занимающие двадцать страниц текста). Для него это всегда чрезвычайное событие, он не может заснуть, не повидав мать. "Я не спускал глаз с мамы - я знал, что мне не позволят досидеть до конца ужина и что, не желая доставлять неудовольствие отцу, мама не разрешит поцеловать ее несколько раз подряд... и пришлось мне уйти без причастия, пришлось подниматься со ступеньки на ступеньку, как говорится, "скрепя сердце", потому что сердцу хотелось вернуться к маме, не поцеловавшей меня и, следовательно, не давшей сердцу разрешения уйти вместе со мной".
В социологической критике Прусту часто пеняли за то, что поцелуй матери перед отходом ко сну представляется герою несравненно значительнее, чем начало первой мировой войны. Недовольство того же рода приходилось слышать и Аксакову, когда его упрекали в том, что в "Детских годах Багрова-внука" действительность раскрывается лишь в ее бытовых проявлениях и связях, что юный герой равнодушен к общественной жизни (2, 492). В свое время Н. Чернышевский защитил повесть Толстого "Детство": "Мы любим не меньше кого другого, чтобы в повестях изображалась общественная жизнь; но ведь надобно же понимать, что не всякая поэтическая идея допускает внесение общественных вопросов в произведение; не должно забывать, что первый закон художественности - единство произведения, и что потому, изображая "Детство", надобно изображать именно детство, а нечто либо другое, не общественные вопросы, не военные сцены, не Петра Великого и не Фауста, не Индиану, и не Рудина, а дитя с его чувствами и понятиями" (2, 493).
Кроткая, мягкая мать Марселя и достаточно властный отец, не желающий воспитывать из сына неженку, отличаются от родителей Сережи Багрова. Часть "Семейной хроники" посвящена рассказу о долгом и трудном сватовстве отца, влюбившегося в девушку, превосходящую его умом, развитием, образованием и положением в провинциальном обществе. Впоследствии она сумеет оценить его большое чувство и создать семью на началах взаимопонимания, любви и согласия. У Сережи Багрова было нормальное детство, овеянное родительской любовью, нежностью и заботой. Однако, он замечал подчас отсутствие гармонии между отцом и матерью из-за того, "что с одной стороны, была требовательность, а с другой - неспособность удовлетворить тонкой требовательности" . Сережа с удивлением отмечал, что его горячо любимая мать равнодушна к природе, высокомерна к крестьянам. Все это омрачило жизнь мальчика, который понимал, что доля вины лежит и на ней.
И роман "По направлению к Свану" и "Детские годы Багрова-внука" - произведения интровертные, ибо погруженность во внутренние переживания героев составляют ведущий принцип повествования. В обоих романах особой лирической экспрессией отмечено изображение природы. Светлые реки Оренбургского края, темные леса, степи - неотъемлемая часть аксаковского повествования. Исследователи часто пишут о полифонизме пейзажа Аксакова, об умении передать звуки и даже запахи: "Небо сверкало звездами, воздух был наполнен благовонием от засыхающих степных трав, река журчала в овраге, костер пылал и ярко освещал наших людей... наконец мы въехали в урему, в зеленую, цветущую и душистую урему. Веселое пение птичек неслось со всех сторон, но все голоса покрывались свистами, Раскатами и щелканьем соловьев. Около деревьев в цвету вились и жужжали целые рои пчел, ос и шмелей. Боже мой, как было весело". Чувственная красота природы также доступна художественному воображению Пруста, его роман изобилует ставшими хрестоматийными описаниями пейзажей, наполненных запахом кустарников и природных трав. Он вспоминает о "луговинках, на которых, когда солнце передает им зеркальность пруда, вырисовываются листья яблонь... направление в Мезеглиз с его сиренью, боярышником, васильками, маком, яблонями, направление в Германт с рекой, где было полно головастиков, с кувшинками и лютиками навсегда сложили для меня представления о стране, где бы мне хотелось жить, где бы, самое главное, можно было ходить на рыбную ловлю, кататься на лодке, осматривать развалины готических укреплений и обнаруживать среди хлебов величественный храм, вроде Андрея Первозванного в полях, настоящий, сельский, и золотистый, как скирд; и потому, что васильки, боярышник, яблоня, которые попадались мне теперь, когда я гуляю, расположены на уровне моего прошлого, они мгновенно находят доступ к моему сердцу" (5, 208).
Размышляя о книге Аксакова "Детские годы Багрова-внука", А. Платонов писал, что особая сипа книги заключается в изображении прекрасной семьи: "Семья позволяет человеку любой эпохи (выделено нами - Т. С.) более устойчиво держаться в обществе ... ограничивая в человеке животное, семья освобождает в нем человеческое (выделено нами - Т. С.) . Думается, что эта характеристика Платонова может быть отнесена и к Прусту. Платонов подчеркивает, что семья в изображении Аксакова воспитывает чувство родины и патриотизм. Мнение С. Машинского о том, что в книгах Аксакова "пахнет Русью", что национальный колорит проявляется в разнообразных пейзажах, абсолютно справедливо (2, 516). Однако благородная простота стиля Аксакова, на которую обращает внимание исследователь, свойственна в русской литературе и другим художникам слова.
Английские исследователи восхищаются мастерством Аксакова-психолога, предвосхищающего, по их мнению, открытия Достоевского9. Обычно литературоведы обращают внимание на то, что в конце XIX века создавался более совершенный инструментарий исследования потаенных областей человеческой души в сравнении с реалистическим романом середины века. И в качестве одного из тончайших психологов называют имя Марселя Пруста. И "Детские годы Багрова-внука" и "В поисках утраченного времени" строятся как воспоминание рассказчиком прошедшего, его реконструкция. Интенсивность прошлых переживаний была разной, поэтому в анализируемых книгах разное место занимают события, субъективнозначимые для рассказчика (поцелуй матери перед сном у Пруста, рыбная ловля у Аксакова).
История семьи Багрова-внука устремлена в будущее. Последние разделы эпопеи Пруста рассказывают о человеческом одиночестве, недостижимости взаимного понимания, о невозможности и обреченности любви. В современной компаративистике признана идея о единстве общечеловеческого историко-культурного процесса. Общечеловеческие ценности ведут к возникновению сходных явлений в разных национальных литературах без наличия прямых контактов, о чем свидетельствует типологическая близость субъективной эпопеи Аксакова и Пруста.
Список литературы:
- Машинский С. С. Т. Аксаков. Жизнь и творчество. - М., 1973. - С. 475.
- Михальская Н. Чарльз Диккенс. - М., 1959. - С. 87.
- Нагибин Ю. Аксаков // Смена. 1987. Мб. - С. 8.
- Андреев П. Г. Марсель Пруст. - М., 1968. - С. 51.
- Марсель Пруст. По направлению к Свану. - М., 1973. - С. 56.
- Юрий Манн. Единокровные друзья //Семья и школа. 1989. N9. - С. 39.
- Аксаков С. Т. "Детские годы Багрова-внука". Собр. соч. в 3 т. Т. 1. - М., 1986. - С. 307.
- Платонов А. Размышления писателя. - М., 1970. - С. 69.
- Сгапкнгю\Л1 Е. 1п1гоо!ист.юп//$егде1 Акзакоу. А Ки851ап бепМетап. ОхГогс), - №\« Уогк. 1994. Р. VII.
Т. Л. СЕЛИТРИНА,
докт. филол. наук, проф.
Башкирского государственного
педагогического института
|
|
