|
Эпиграфом к настоящему сообщению мы посчитали возможным взять слова известного русского критика П. Анненкова: "...по нашему мнению, язык этот /рассказов С. Т. Аксакова/ имеет много общего и родственного с языком знаменитого романа Пушкина ("Капитанская дочка" имеется в виду - Е., X.) как по отвращению к роскоши и нарядности, так и по способности обнимать явление, черту мысли и душевного движения самым обыкновенным, всеобщим и естественным оборотом русской речи" [1, 176].
Сергей Тимофеевич Аксаков - выдающаяся личность своего времени, великое имя в русской и мировой культуре - был замечательным, уникальным в своем роде художником слова, писателем. Ведь мы знаем, что выход в свет "Семейной хроники" стал событием в русской литературе. Н. А. Добролюбов отмечал, что издание ее "встречено было с таким восторгом, какого, говорят, не бывало со времен появления "Мертвых душ" [1, 176].
В появившихся журнальных статьях, где критики отмечали глубину обобщения и типизации воссоздаваемых С. Т. Аксаковым картин хроники, включали его персонажей в ряд самых выдающихся героев русской художественной литературы, подчеркивали умение писателя достоверно рисовать широкую панораму помещичьего быта, язык С.Т. Аксакова признавался одним из главных элементов, важнейшей составляющей его искусства. "Трудно найти книгу в русской литературе, в которой бы язык и содержание гармонировали до такой степени! - писал Дудышкин [1, 178]. И дальше: "Мы хвалим в Аксакове ту неуловимую народность языка, которая умеет давать слову чистое русское значение, взятое не из книги, а из жизни... Мы видим, что русская жизнь и русская природа дали языку "Хроники" ту самобытную, прочную цветистость, краски которой не стираются легко, как из народности легко не выбрасываются характеристические черты" [1, 178]. И такая похвала более чем заслуженна, ибо С. Т. Аксаков всегда тяготел к ясному, точному, несущему в себе максимальную смысловую нагрузку слову. Великолепные аксаковские тексты, замечательный, по-настоящему русский язык его произведений являются почвой для глубоких и интересных лингвистических исследований.
Мы хотим рассказать об одной особенности "Семейной хроники", которая, пожалуй, бросается в глаза всякому из нас, т. е. читателю, - это асаковские курсивы. Работая с различными изданиями хроники (а мы просмотрели издания типографии Л. Степановой 1856 года; издание книготорговца М. В. Клюкина нач. нашего века, первое десятилетие; издание типографии И. Д. Сытина 1909 года; современные издания - собрание соч. С. Т. Аксакова в 4-х томах 1955 года; трилогию, отдельно изданную в 1973 году; собрание соч. в 3-х томах 1986 года), мы обнаружили, что ее текст, включающий 185 страниц, содержит около 50 курсивов (приблизительность этой цифры объясняется тем, что не все курсивы в различных изданиях совпадают, но расхождения незначительны). Много это или мало? Почему и в каких случаях прибегал Аксаков к курсивам? Исследователь его творчества С. Машинский считает, что курсивом Аксаков чаще всего выделяет архаизмы и диалектизмы. Это верно, но лишь отчасти: ведь там - все это слова и выражения и употребительные, и современные. Чтобы попытаться разгадать загадку курсивов, мы проанализировали их с разных точек зрения и разделили на следующие группы:
- устаревшие или малоупотребительные слова и выражения: отчинники, справленную и отказанную за него, занимать заимку, учинить схватку, несколько печей коржачного пива, насидели десяток другой бочонков вина, младенческая, или родимец, скакать на переменных, старина. Толкование большинства этих слов мы находим лишь в словаре В. И. Даля, в современных словарях их или нет, или даются с пометой "устаревшее". Кроме того, и для самого Аксакова это могли быть устаревшие слова уже на период выхода книги: отчинники - наследники, владельцы вотчины, имения (а, как известно в 19 в. такая форма земельного наследственного владения уже не существовала); справленная - записанная за кем-либо во владение (уже В. И. Даль дает это слово с пометкой "старинное"); занимать заимку - запрудить реку; слово заимка уже в 18 в. Утратило свое исконное значение "запруженная часть реки", а выражение сохранилось лишь в словаре В. И. Даля; заразился ею - в тексте: „ прикинулся влюбленным в сироту, все поверили, что он смертельно ею заразился". Это слово также в словаре В. И. Даля уже дается как старинное.
Т о., С. Т. Аксаков, осторожно использующий архаизмы и историзмы, проявлял своего рода заботу о читателе, для которого многие слова того времени - а избежать их употребления он не мог - останутся непонятными. Тем более, что могли устаревать лишь значения, т. е. образовались семантические архаизмы: заразился, старина, печь;
- заимствования: бург (нем.), турсук (тюркск.), кауза (тюркск.), кофь (гол.), варвар (латин.), дебош (фр.), шлык (казах.), урема (тюркск.).
- очень немногочисленные областные слова: заимка, емины, колок. Внутренняя, лексическая характеристика этих групп разнообразна и интересна.
Среди выделенных 50-ти курсивов - 10 фразеологизмов. Если учесть, что текст "Хроники" насыщен ими (ФЕ) (по нашим наблюдениям их около 200 и есть очень интересные), то следует заметить, что особого внимания автора удостоились немногие: красная рыба, напиваться до положения риз, скакать на переменных, души не слышать, пора гостям ко дворам и некоторые другие.
Практически нет среди курсивов собственных имен: Аксаков выделил только два топонима - Белый ключ (название родника) и производное от названия села Неклюдова - неклюдовщина, которое в тексте уже топонимом не является, а используется для названия лиц, проживающих в Неклюдове.
Мало выделено в "Хронике" курсивом специальных слов и терминов: к собственно терминологической лексике относятся лишь слова справленный, отказанный (за кого-то) - законоведч., или правовые термины; специальные слова Аксаков выделял в тех случаях, когда они устаревали (избная дворня, на сени, несколько печей пива, кошки (плети), младенческая, или родимец) или использовались в очень узкой области: урема - прибрежный кустарник; турсук - мешок для кумыса; кауз - водоем; мельничный парь; шадрик - грязный, непереваренный - поташ).
Тематика слов и выражений, выделенных курсивом, вырисовывается достаточно определенно - это лексика, связанная прежде всего с помещичьим бытом (мы находим названия одежды - шпычка, полевой кафтан, специальные слова времен крепостного права - взятая на сени, избная дворня, барщина, отчинник, с окружающей природой - урема, кауз, потаенный копок, заимка, обычаями того времени, правилами поведения - приезжать на помочи, запасы на семемы и емины, насидеть вино, и эта тематика непосредственно связана с общей темой, направленностью "Семейной хроники".
Представив таким образом общую картину курсивов, мы обращаемся к главному вопросу: для чего и в каких случаях использовал С. Т. Аксаков курсив? Пытаясь на него ответить, мы пришли к следующим выводам.
1. Прежде всего курсивом выделялась устаревшая лексика (она составляет половину всех курсивов); автор, описывая события, происходившие почти 100 пет назад, как бы становился на место современного ему (и даже ориентировался на более далекого от себя по времени) читателя и предполагал те "непонятности", то недоумение и множество вопросов, которые вызвали бы такие, например, слова и выражения: прикинулся влюбленным в молодую сироту и все поверили, что он смертельно заразился ею, грезит, сходит от нее с ума; заранее сварили несколько печей коржачного пива, насидели десяток другой бочонков домашнего вина; велел поздравить роженицу с животом и дочерью; Аксютка была круглая крестьянская сирота, взятая на сени с семилетнего возраста.
Даже слово старина употреблено в тексте в непривычном для нас, как, впрочем, и для читателей 19 в. значении: "сам Степан Михайпыч предупреждал всякие надобности и нужды переселенцев, сам выпроваживал их со старины, сам встречал их на новоселье" - "старое место жительства" - этого нет даже у Даля. Устаревшая лексика, выделенная курсивом, разнообразна по своей стилистической принадлежности - это и термины, и разговорные, и специальные слова, и заимствования. Это могли быть и историзмы (отчинник, отказывать, избная дворня), и семантические архаизмы (печь, заразился), и грамматические устаревшие конструкции (взятые на сени, отказанная за него, насидеть вино). Выделение курсивом таких слов было бы недостаточно, ведь для выяснения их знамения нужно было обязательно обращаться к словарю, поэтому Аксаков почти всегда использовал их в исчерпывающем контексте, а в отдельных случаях прибегал к специальным сноскам - т. е. слово выделялось словом и объяснялось в сноске (например, турсук, кошки и др.) - или поговоркам прямо в тексте (например: "занимать заимку, т. е. запрудить реку"; " кое-какие дебоши, как тогда выражались"). То же самое можно сказать и о курсивах - областных, диалектных словах, которые, правда, не столь многочисленны.
Этот вывод достаточно обоснован и подтверждает мысли других исследователей. Но он ведет нас за собой к истинной загадке курсивов "Хроники": почему другие непонятные слова для читателя Аксаков не выделял курсивом, хотя и пояснял в сносках? В первом же предложении с курсивом - "... носились слухи, что стоило только позвать к себе в гости десяток родичей отчинников картобынской тюбы" - слово тюба, не выделенное курсивом, поясняется в сноске. То же можно сказать о словах чебызга, припущенники. С другой стороны, такие явно непонятные для читателя слова, как сырт, взодрали (почву), непареный залог, мукомольный постав с толчеей и др. вообще никак не отмечены автором.
По нашему мнению, ответ здесь только один: на то была воля самого Аксакова. Возможно, он учитывал и степень значимости слов и выражений в тексте, и степень известности или устареваемости их как для себя, так и для читателя. Этот вопрос можно решить, только изучив архивные и краеведческие материалы, связанные с написанием "Хроники", а может быть, решить его будет и невозможно, так и останется загадка этих курсивов.
2. Вторая группа курсивов несет особую функциональную нагрузку в тексте, эти слова и выражения Аксаков использовал в связи с общими художественными своими задачами. Как правило, это слова общеупотребительные, современные.
Во-первых, многие из них встречаются в речи отдельных персонажей и определенным образом характеризуют их. Прежде всего отметим слова и выражения Степана Михайловича Багрова, который, по единодушному мнению критиков, является крупной удачей Аксакова. Курсивом выделил писатель очень меткие, образные выражения Степана Михайловича: рты на барщине (кто-то ест, не может разговаривать), разошлись по своим норам (по своим местам), пора и остальным гостям ко дворам (пора и честь знать), поздравил роженицу с животом и дочерью, (живы и роженица, и ребенок) происшедший (т.е.- происходивший из мордвы и из простолюдинов), неклюдовщина (все, кто из Неклюдова), называл ее и добрухой, и простухой, и майоршец (об Аксинье Степановне Нагаткиной).
Одно только слово из речи Клоуса выделяет курсивом Аксаков -, варвар или варварка, но это многое добавляет для характеристики этого доктора, которого назвал автор предобрейшим, умным, образованным и в то же время пресмешным немцем, в дружеском обращении большим оригиналом.
Выделены курсивом слова и выражения, употреблявшиеся в народе, в основном дворовыми Багровых, и здесь Аксаков тоже обращает внимание читателя на живую, меткую народную речь, исчерпывающие словесные характеристики: о Куролесове составилось мнение, что он гусь лапчатый, зверь полосатый; носился слух, что молодой хозяин строганек; "...сестры не любили (в старину) своих невесток, т. е., жен своих братьев, отчего весьма красноречиво называются "золовками" (ср. версию происхождения слова золовка у М. Фасмера: зола от греч. "желчь"); Куролесова все называли извергом рода человеческого (трудно дать более точную характеристику этому персонажу). Не случайно выделено курсивом единственное географическое название - ручей Белый ключ, сохранившее внутреннюю форму, образность, мотивацию: назван он был так потому, что вытекал из светлого озера, дно которого состояло из белого песка.
Особую функцию несут курсивы в широких контекстах: он отправил ее немедленно к мужу, говоря, что теперь там ее место; вот и сейчас ты сказала, что велела ему соснуть. Повелевать жене не приходится, а то будет худо; обед с глазу на глаз, в собственном доме имел свою прелесть для молодых хозяев; для освобождения девицы Сальме, добровольно принимающей христианскую веру. Здесь автор как бы подчеркивает одним только словом целую ситуацию, потому что слово это ключевое. Наконец, нельзя не отметить курсив конфетный прибор, выделение которого сначала кажется необоснованным. Однако, перечитав весь отрывок текста, посвященный описанию свадебного обеда в доме Багровых, мы убеждаемся, что автор прибегнул к курсиву не случайно. Лишь одна деталь гостиной описана Аксаковым - этот самый конфетный прибор, но с каким великолепием одним штрихом нарисовал он как бы всю гостиную, причем прибор был драгоценной редкостью столетие спустя.
Итак, курсивы С. Т. Аксакова вне всякого сомнения заслуживают особого внимания исследователей. Их появление в тексте "Семейной хроники" не случайно; анализ их этимологии, роли в тексте, целей автора при их использовании может быть успешным лишь если мы обратимся к этнографии, архивным материалам, критике Хроники и, наконец, к имеющимся, возможно, замечаниям самого писателя по поводу этих курсивов.
Список литературы:
- Сергей Тимофеевич Аксаков. Его жизнь и сочинения: Сб. ист.-лит. ст. /Сост. В. И. ПоКровский. - 2-е изд., доп. - М., 1912 г.
- Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. - М., 1975 г.
- Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. - М., 1959 г.
- Словарь современного русского литературного языка: в 17-ти т. - М., 1950-1965 г.
- Словарь русского языка: В 4-х т. - М., 1957-1961 г.
- Фасмер М. Этимологический словарь русского языка:В4-х т. - М., 1964-1973 г.
- Шанский Н. М., Шанская Т. В., Иванов В. В. Краткий этимологический словарь русского языка. -М-, 1961 г.
Е. В. ЕВДОКИМОВА,
канд. филол. наук, ст. преп.
Башкирского государственного университета
Г. Н. Холошевская,
научн. сотр. Мемориального
Дома-музея С. Т. Аксакова в Уфе
|
|
