|
Еще со времен Н. А. Добролюбова и И. С. Тургенева в отечественной литературной критике утвердилось представление о Сергее Тимофеевиче Аксакове как о скромном бытописателе провинциальной жизни и певце приуральской природы. И лишь на исходе XX века стали предприниматься первые робкие попытки переосмыслить значение в русской культуре этой во многом еще загадочной личности. Думается, что ключом к некоторым из этих загадок может послужить традиционалистская доктрина, разработанная в XX веке французским эзотеретиком и посвященным Рене Геноном и его учениками и последователями: Мишелем Вальзаном, Фритьофом Шуоном, Титусом Букхардтом, Юлиусом Эвопой и др. Основополагающим принципом этой доктрины является принцип Единства Истины. Из этого Единства проистекает иерархическая соподчиненность различных форм ее: проявления, то есть истин частного порядка. Это означает, что и в I человеческом мире есть как Единая Истина, так и ее вторичные формы. Единой Истиной человечества является Изначальная, Примордиальная Традиция, которая есть сверх-временный синтез всей истины человеческого мира и человеческого цикла. Нигде в истории, в религиозных формах, в спектре человеческих идей, свершений и поступков нет ничего, что отсутствовало бы в Примордиальной Традиции, которая, оставаясь на сущностном уровне всегда самой собой, реализуется в истории поступательно и фрагментарно. Вторичными же, прикладными, истинами являются в человечестве традиционные и религиозные формы, не схожие между собой внешне, но внутренне ведущие к одной и той же цели в том случае, если заложенный в них путь будет пройден до конца.
Россия с незапамятных времен находилась на перекрестке мощных традиционных влияний. В дохристианский период это были сакральные арийские культы, дошедшие до нас в смутных образах славянской мифологии, загадочных лабиринтах Русского Севера и непонятны» архитектурных сооружениях Аркаима и других древних городищ. В период распространения и развития христианства таковыми являлись православный исихазм, традиция старчества, православная иконопись, особенность русского литургического календаря православных святых и сакральная география русского православия, отражающая тайную структуру Святой Руси. К сожалению, как пишет современный исследователь данного вопроса А. Г. Дугин: "Православие за последние столетия также подверглось серьезным анти-традиционным воздействиям (...). Вначале раскол подорвал универсальность Русского Православия, позднее, при Петре, началась секуляризация Церкви, разрыв светско-духовного синтеза, который ранее делал русскую цивилизацию воистину сакральной. Далее усилились протестантские влияния, которые гораздо глубже, нежели обычно считают, извратили Дух Церкви (...). И постепенно "филантропический", "морализаторский", психилогизирующий "масонско-протестанский" дух затронул Православие в такой степени, что оно как бв разделилось на две одинаково неполноценные половины: на интеллигенцию, даже в случае ее традиционалистической ориентации захваченную неявным "протестантизмом", повлиявшим в той или иной форме почти на всех православных философов и светских теологов XIX - XX веков, и на "народную веру", которая сохраняла нетронутыми внешнюю, ритуально-догматическую, часть и соблюдала аутентичные пропорции древней Русской Церкви, но была не в состоянии интеллектуально оформить эти пропорции и заявить о них ясным языком".
Практически ни один из современных Аксакову русских писателей не избежал типичных интелпигентско-протестантских срывов. Да и сам автор "Детских годов Багрова-внука" и "Семейной хроники" посвятил немало страниц своих сочинений ложным идеям "гуманизации" христианства. Однако в силу ряда обстоятельств в его творчестве нашли отражение элементы православных и языческих традиций, проникшие туда не столько из-за сознательных установок писателя, а благодаря его чистому и бесхитростному "созерцанию сердцем". Удаленность от Москвы и Петербурга и близость исламского и языческого мира в период формирования личности Аксакова помогли ему избежать в глубинных основах его мировоззрения как наносов модернизма и анти-традиционных влияний, характерных для многих его современников, начиная с Гоголя и славянофилов и кончая Достоевским и К. Леонтьевым, так и "простонародной немоты". Конечно, было бы явным преувеличением делать из Аксакова православного эзотеретика и посвященного типа Серафима Саровского или подлинных старцев, бывших уже в те времена все более и более недоступными и закрытыми для русского общества. Однако, благодаря своей объективной манере изображения действительности и особенностям русского Приуралья, медленнее чем европейская часть России подвергавшегося вестернизации, Аксаков оставил в своем творчестве элементы некоторых древних инициатических традиций, оставшихся для самого сочинителя в своем большинстве на уровне эмоций и бессознательных архетипов, что, на наш взгляд, не снижает их ценности. Некоторые из этих элементов мы попробуем рассмотреть в данной работе.
Как писал один из крупнейших отечественных исследователей творчества Аксакова С. И. Машинский: "В творческом процессе Аксакова очень важную роль играла память. Она была, можно сказать, "первоэлементом" его творчества. Создавая художественный образ, он "вспоминал". Память давала толчок его воображению. Она являлась изначальным импульсом. И обязательным" . Кроме того, по мнению английского писателя В. Хадсона, у Аксакова сохранилось сердце ребенка, способное после долгих лет жизни мысленно оживить прошлое и нарисовать его истинными, свежими и оригинальными красками" . Подобное редкое сочетание глубокой и мудрой памяти с чистым взглядом на мир, характерное для святых и посвященных, позволяло Аксакову заглядывать не только в свое детство, но и гораздо глубже. Однако такое "заглядывание" происходило не на внешнем зрительном уровне, а на бессознательном извлечении из глубин своей памяти древних архетипов, растворенных в сознании писателя в знакомом ему • провинциальном дворянском и крестьянском быте его детства, Некоторые из подобных "воспоминаний" были настолько нетипичны для той эпохи, что сам их автор во вступлении к "Детским годам..." писал: "Я сам не знаю, можно ли верить всему тому, что сохранила мои память?" . В следующих далее "Отрывочных воспоминаниях" о ранней детстве и тяжелой болезни маленького Сережи Багрова нет ничего удивительного, кроме самого исцеления. Умирающий дворянский мальчик, названный в честь святого Сергия Радонежского, получает исцеление от природы древней родины ариев : "Лес, тень, цветы, ароматный воздух мне так понравились, что я упросил не трогать меня с места (...) . Я не спал, но чувствовал необыкновенную бодрость и какое-то внутреннее удовольствие и спокойствие (...). Мне становилось час от часу лучше, и через несколько месяцев я был уж! почти здоров" . Удивительная приуральская природа не топы» исцелила больного мальчика, но как мы узнаем из дальнейших глав научила его сердечному созерцанию окружающего мира.
Вторым, заслуживающим внимания моментом, является эволюция семьи Багровых в "Семейной хронике". С традиционалистской точку зрения, семья является микромоделью традиционного общества построенного по жесткому иерархическому принципу. Именно об это» качестве семьи писал в 1941 году А. П. Платонов в рецензии на "Детские годы Багрова-внука": "Древнее учреждение - семья -составляет сущность произведения Аксакова. Учреждение это пережило целые эпохи (...). В чем же тайна долговечности "семейного учреждения"? Во-первых, видимо, что семья позволяет человек) любой эпохи более устойчиво держаться в обществе, чем если бы не было семейного института; ограничивая в человеке животное, семы освобождает в нем человеческое. Во- вторых, в том, что семы служит не самоцелью, но питает, как источник, и другие, бола широкие и высшие сферы жизни человека. (...). Чувство родины и патриотизм" . Однако уже во времена Аксакова институт семы испытывал серьезный кризис. Достаточно вспомнить такие шедевра русской классики, как "Отцы и дети" И. С. Тургенева и "Анн. Каренина" Л. Н. Толстого. Аксаковская "Семейная хроника" появилась не только раньше этих известных романов, но и со всей объективностью засвидетельствовала деградацию русской дворянский семьи, несмотря на внешнее развитие цивилизованности новь» поколений. Если Степан Михайлович Багров сочетает в себе качества рачительного хозяина своих крестьян, мудрого природопользователя и строгого главы патриархальной семьи, то уже его сын с большим трудом вступает в неравный брак с более волевой и образованной женщиной. Третье поколение Багровых, несмотря на еще более утонченное развитие, оказывается еще менее жизнеспособным. И только нравственная чистота и близость к природе спасают младшее поколение Багровых от участи господ Головлевых. Это совпадает с временной и логической последовательностью в традиционалистском видении человеческого цикла: вначале - полнота "райского" состояния, затем - долгий период частичных подъемов и падений, и наконец - полный упадок, "мерзость запустения". Как пишет А. Г. Дугин: "На этой логике основаны все метафизические и традиционные сакральные доктрины. И сам факт, что теория деградации Бытия в наше время заменена теорией эволюции, свидетельствует о полном отрицании современным миром основ и принципов мировоззрения, свойственного всем традициям и религиям без исключения".
И, наконец, третьим примером традиционалистского видения мира в творчестве Аксакова служит приложение к "Детским годам Багрова-внука" - сказка "Аленький цветочек". Эта сказка является не только своеобразным эпилогом автобиографической дилогии писателя, но и является его своеобразным духовным завещанием. В ней Аксаков исследует источник русской православной веры - созерцающее сердце. Как пишет современный исследователь творчества писателя А. Фурсов: "В сказке "Аленький цветочек" заложены коды человека, мира и Бога. Человек в ней представлен в виде двух ипостасей: "я" и "не-я" - Настеньки и Чудовища" 4. В сказке прослеживается духовное рождение как действо, как мистерия. Трудный путь Настеньки к пониманию и любви Чудовища - это путь "я-внешнего" к "я-внутреннему". Первое проявление "я-внутреннего" страшит Настеньку, как впервые услышанный голос Совести. Но постепенно героиня совладала со своим страхом, а когда любовь к "зверю лесному, чуду морскому" заполнила все ее существо и поглотила ее, Чудовище превратилось в "принца-королевича". Если перевести эту притчу на язык истории и политики, то, по мнению Аксакова, Россия того времени не была готова увидеть себя внутреннюю в истинном ее виде. Но если она сумеет совладать со своим страхом, как совпадала с ним Настенька, если примет себя как Чудовище, если не откажется от себя самой, то искаженное выпрямится, кривизна станет прямизной, и увидит Россия Чудовище как Чудо. Аксаков не изобрёл эту идею, а "вспомнил" своей глубинной памятью давнюю восточно-христианскую традицию, о которой напомнил почти через 90 лет русский философ И. А. Ильин: "Кто с живым сердцем зрит Христа, тот полюбит Его; кто полюбит Его и воспримет, тот осознает, Кем Он был - тот поверит в Него, а кто в любви поверит в Него, тот обладает даром духовной любви и волей к совершенству, и к совершенству во всем - в самом себе и во всех прочих земных делах. Приблизительно таким было изначальное переживание, которое захватило, потрясло, изменило ход мыслей восточного славянина. Он увидел несовершенство своих языческих богов и обратился к Богу любви. А Бога любви можно обрести только благодаря любви и в любви. Этим же определяется творческий акт культуры русского народа".
Таким образом, на основании вышеизложенного можно сделать предварительные выводы о том, что в творчестве Аксакова под внешними слоями реалистического описания русской провинции и приуральской природы конца XVIII века существуют глубинные течения православных и языческих традиций.
Список литературы:
- Генон Р. Кризис современного мира / Пер. Н. В. Мелентьевой под ред. А. Г. Дугищ Послесловие А. Г. Дугина. - М.: Ист. - религ. ассоц. "Арктогея", 1991.-160 с.
- Эвола Ю. Языческий Империализм / Пер. с нем. и послесловие А. Г. Дугина. - М.: Ист, -религ. О-во "Арктогея", 1994.-172 с.
- Дугин А. Г. Гиперборейская Теория. - М.: Ист. - религ. о-во "Арктогея", 1993.-128 с.
- Никитин А. Л. Древние лабиринты - радары иных миров? // Наука и религия. -1996, -N7. -С. 28-31.
- Быструшкин К. Аркаим - суперобсерватория древних ариев? // Урал. - 1996. -N1. -С 164-174.
- Дугин А. Г. Пророк Золотого Века: (О Р. Геноне) //Генон Р. Кризис современного мира, - М., 1991. -С. 144-145.
- Машинский С. И. С. Т. Аксаков: Жизнь и творчество. - 2-е изд., доп.- М. : Худож. лит, 1973. -С. 395.
- Там же, С. 464.
- Аксаков С. Т. Детские годы Багова-внука. -Уфа: Башк. кн. изд-во, 1977. -С. 16.
- Асов А. Урал сокровенный // Наука и религия. -1996. -М 7. -С. 32-34.
- Аксаков С. Т. Детские годы Багрова-внука. -Уфа: Башк. кн. изд-во, 1977. -С. 20, 22.
- Платонов А. П. Детские годы Багрова-внука: (Рецензия) //Платонов А. II Размышления читателя: Статьи. -М.: Сов. писатель, 1970. -С. 69.
- Дугин А. Г. Пророк Золотого Века: (О Р. Геноне) // Генон Р. Кризис современной мира. -М., 1991. -С. 122.
- Фурсов А. Сказка ключницы Пелагеи: Космический код сказки Аксакова "Аленьки) цветочек" // Учит. газ. -1994. - N47/48 (29 ноябр.). - С. 24.
- Ильин И. А. Сущность и своеобразие русской культуры / Пер. с нем. И. С. Андреевой
Публ. и примеч. Ю. Лисицы // Москва. - 1996.-N2. - С. 162-163.
П. И. ФЕДОРОВ,
зав. справочно-бибпиогр. отделом
Башкирского государственного
|
|
